Демонологическое и номинативное мышление

При следующем типе мышления, здесь мы будем использовать термин «демонологическое мышление». Об этом типе мышления Лосев писал так, что от вещи отделяется её субъект, душа вещи, говоря по-гречески — демон (даймон). Демон не в смысле злой дух, а именно в смысле дух вещи. И здесь, заметим, у нас будет уже очень четкое противопоставление изображения божества и самого божества. Сам по себе носитель образа — не важно какого божества, в данном случае даже не важно какой религии — он только знак, не более того. Говоря очень грубо, можно вырезать фотографию иконы из какого-нибудь календаря и при отсутствии других изображений повесить и молиться на неё. И, кстати, это отнюдь не только христианское, так чтобы никого не обижать, допустим, в буддизме сейчас это достаточно широко распространено, а уж в 90-е годы буддисты за отсутствием соответствующих изображений только так и делали. Есть некое изображение, оно само по себе, и оно только знак соответствующего божества. Причём, здесь мы уходим в очень большой пласт представлений о демоне (даймоне), но опять же, демон не злой дух, а именно дух-покровитель. дух-покровитель поэтов, музыкантов, художников. Все наши представления о музе — это очень четкое воплощение демонологического мышления. У Пушкина в стихотворении «Поэт», когда он подробно рассказывает, что «меж детей ничтожных мира, быть может, всех ничтожней он. Но чуть божественный глагол до слуха чуткого коснется, душа поэта встрепенётся, как пробудившийся орёл» и т.д. Здесь же то, о чём говорят гораздо меньше — представление о божественных супругах. То, что в Европе дало очень грубое представление об инкубах и суккубах, то есть демонах, вот тут уже в нехорошем смысле слова «демонах», демонах женского и мужского пола, которые приходят — женского пола к мужчинам, мужского пола к женщинам — и искушают их, и склоняют к соитию. К сожалению, в очень такой, так сказать, неприятной форме всё это в европейской культуре представлено. А если мы, допустим, возьмём культуру Востока, то там наличие божественной супруги — в первую очередь такой тип мифов касается мужчин — как залог вдохновения, как залог магической силы и т.д., он очень широко распространен, причём это касается и высоких цивилизаций, это касается и сибирского шаманизма и т.д.

Ну и, наконец, Лосев обозначает третий тип мышления — современный — как номинативный, от слова «номинативус», то есть именительный падеж. И он подчёркивает, что номинативное мышление возможно вообще без мифологии, но надо учитывать, что он все-таки писал в 50-е годы, когда иначе написать просто было нельзя. Но если уж мифология и есть, то она понимается как система разума. И здесь он приводит пример формирования олимпийского пантеона в Греции, когда образы богов становятся гораздо более гармоничны и здесь для нас, кстати, очень важно, что именно на таком этапе формируются представления о родственных связях между богами, потому что сама по себе разветвлённая генеалогия богов — когда бедный студент вынужден учить, кто кому приходился братом, папой, мамой, дядей, тётей, троюродным дедушкой — это результат уже рациональной обработки мифологии и это действительно этап номинативного мышления. Но, заметим, что эти три этапа в какой-то степени существуют вообще всегда. То есть, когда мы говорим вслед за Лосевым об эволюции, речь идет о том, какой этап у какого народа в какое время доминирует. Понятно, что черты инкорпорированного мышления мы обнаружим и сейчас, хотя, безусловно, мы живем в эпоху номинативного мышления и это надо очень хорошо понимать.

К началу лекций о мифологическом мышлении